Время прочтения - 6 мин.
С давних времен, которые живописал еще великий русский драматург Александр Островский, банкротство в России неизменно имело второе дно. Либо должник пытался таким способом надуть кредиторов, либо кто-то из заимодавцев хотел обобрать должника.
Криминальный душок за, в общем-то, неизбежной в рыночной экономике процедурой признания юрлица несостоятельным сохранился в России до начала XXI века. Поможет ли ее реформа, инициированная правительством РФ, преодолеть весь накопившийся негатив?
Новая жизнь старого института
Кто бы спорил с тем, что институт банкротства — один из краеугольных камней для экономики, считающейся рыночной. Без него невозможен цивилизованный и легальный переход бизнеса, проигравшего в конкуренции, к более эффективному собственнику. А значит, не получится строить эффективную экономику в целом.
Внедрение института несостоятельности началось в современной России на самой заре рыночных реформ — закон о банкротстве был принят еще в 1992 году. И, как традиционный «первый блин», он получился комом: отсутствие множества значимых правовых моментов позволяло недобросовестным должникам чуть ли не годами морочить голову кредиторам, избегая ответственности. Что привело в эту сферу криминал, породив целый шлейф тяжких преступлений.
В 1998 году закон о банкротстве полностью переписали. Баланс интересов теперь качнулся в сторону кредиторов, из-за чего стали возможными рейдерские захваты нормально функционировавших предприятий. Поэтому в 2002 году появился уже третий закон, регламентирующий сложную процедуру признания несостоятельности должника. И вот его правительство снова собирается радикально изменить.
В числе самых значимых законодательных новелл 2021 года эксперты выделяют:
– существенное обновление стадий банкротства предприятий: предлагается отказ от наблюдения, финансового оздоровления и внешнего управления, останутся только реструктуризация долгов и конкурсное производство;
– реформу реестра требований кредиторов, где теперь будет восемь очередей;
– изменение процедуры отбора арбитражных управляющих (АУ) через внедрение балльной системы, а также деятельности их саморегулируемых организаций.
Перемены во многом кардинальные. И нравятся они далеко не всем.
Революционный порыв и осторожный скепсис
Масштабные изменения в действующий закон «О несостоятельности (банкротстве)» обсуждаются с 2017 года, а с 2019 года вся работа по его реформированию была сосредоточена в министерских кабинетах. Действующая редакция не устраивает уже ни государство, ни бизнес. Чиновники говорят, что сейчас «в большинстве случаев банкротство означает ликвидацию компаний, при этом кредиторы получают лишь незначительную часть долга».
И это подтверждается статистикой, согласно которой восстановить платежеспособность и вернуться на рынок удается менее 2% банкротящихся предприятий, тогда как в США этот показатель достигает 30%.
Впрочем, лобовые сравнения здесь не корректны: в Америке намного значимее роль судов при процедурах финансового оздоровления, да и сложившаяся там культура ведения бизнеса совершенно иная, чем в России. Кроме того, некоторые нормы главы 11 американского Кодекса о банкротстве, которые наши чиновники пытаются в адаптированном виде инкорпорировать в российские реалии, сейчас в США считаются уже устаревшими, а потому… нуждающимися в реформировании.
Со своей стороны, отечественный бизнес, у которого накопилось много поводов для недовольства действующим законом о банкротстве и складывающейся правоприменительной практикой, опасается, что предложенные новшества лишь ухудшат текущую ситуацию.
Особую тревогу у экспертов вызывает смещение баланса интересов в пользу кредиторов, включая налоговые органы и системно значимые банки, среди которых большинство ––государственные. То есть чиновники «усекли» принцип равенства сторон при банкротстве не в пользу частного бизнеса.
Также вызывают сомнения предложенные меры по развитию конкуренции на рынке услуг арбитражных управляющих за счет категоризации саморегулируемых организаций АУ. Эксперты опасаются, что крупные кредиторы смогут создавать кэптивные СРО и через них влиять на процедуры реструктуризации должников. Впрочем, закон о банкротстве — не пряник, чтобы нравиться всем.
Несладкая жизнь по новым правилам
В целом нельзя не признать, что одобренные правительством поправки в закон о банкротстве содержат ряд удачных новелл. Как один из примеров — появление возможности продать проблемный бизнес отдельно от долгов и выручку от этой продажи распределить между кредиторами. Сокращению сроков реализации конкурсной массы будет способствовать новый англо-голландский аукцион, где торги идут сначала на повышение цены, а в случае отсутствия заявок — уже на ее понижение. Причем первая же заявка со стороны потенциального покупателя возвращает аукцион в режим игры на повышение. По оценкам, эти новации могут сократить срок конкурсного производства с нынешних трех лет до года.
Вместе с тем реформа института банкротства, которой на майском заседании правительства дан зеленый свет, не устраняет прежних пробелов, связанных со злоупотреблением со стороны крупных кредиторов. Да, теперь выбор арбитражных управляющих станет случайным, но на практике ничего не изменится.
«Говорил с крупными кредиторами, они смеются: мол, раньше договариваться с арбитражным управляющим нужно было до назначения, теперь будем после договариваться», — сообщил вице-президент РСПП по правовому регулированию и правоприменению Александр Варварин, относящийся к новшествам со значительным скепсисом.
Законопроекту еще предстоит прохождение через Думу, где отраслевые лоббисты наверняка постараются от души. Тем не менее бизнесу и топам компаний есть смысл уже сейчас готовиться к деятельности с учетом новых правил банкротства. Ведь от сумы и от тюрьмы зарекаться в России как-то не принято…
Подпишись на наш телеграм канал
только самое важное и интересное