Загадка российской инфляции

Дорога к инфляции вымощена благими намерениями.

Уолтер Хеллер, американский экономист

Уже не первый месяц российские чиновники бьют тревогу. Неожиданно ускорилась инфляция на потребительском рынке, и традиционные меры борьбы с ней пока не помогают.

Эксперты и аналитики скрещивают копья в попытках выяснить, почему же цены растут, хотя потребительские доходы — а вместе с ними и спрос — снижаются. Попробуем разобраться и мы.

Что происходит?

Согласно информации Росстата, потребительская инфляция в РФ по итогам 2020 г. составила 4,9%, а в мае она вышла на уровень 5,8% в годовом выражении. Прогноз на июнь — 6,0% в годовом выражении. И это заметно выше целевого ориентира ЦБ, повышенного в апреле с 4,2% до 5,2%.

Те, кто помнит даже не гиперинфляционные 1990-е, а хотя бы ранние 2000-е, когда годовые темпы роста розничных цен выражались двузначными числами, ничего тревожного в этом не видят.

Но чиновники оценивают ситуацию по-другому. Они обращают внимание на то, что нынешние показатели инфляции оказались самыми высокими с 2015 года. Так, в 2016 году потребительские цены выросли на 5,5%, в 2017 — на 2,5%, в 2018 — на 4,3%, а в 2019 — на 3,04. По итогам 2020 года их прирост составил 4,9%.

Еще большую озабоченность чиновников вызывает продовольственная инфляция. С начала года куриное мясо подорожало на 15%, яйца — на 9,5% (после 12,5% за 2020 год), гречка — на 6,8%. Острая ситуация складывается и с плодоовощной продукцией, где рост цен принял более мощный характер вследствие сезонности. Капуста в мае стала стоить дороже на 47%, картофель — на 56%, морковь — на 65%. Социальное самочувствие россиян заметно ухудшилось, и в год выборов это стало поводом для сильного беспокойства членов правительства.

Кто виноват?

Вообще говоря, скачок инфляции в условиях экономического спада и сокращения реальных доходов как потребителей, так и бизнеса, явление не вполне типичное. С другой стороны, «коронакризис», охвативший практически все страны мира на фоне борьбы с пандемией COVID-19, тоже нельзя назвать заурядным. Он стал следствием не столько накопившихся в экономиках дисбалансов, сколько предпринятых правительствами усилий сначала по предотвращению эпидемий, а затем — по купированию возникших негативных последствий на рынках.

Как бы то ни было, ускорение роста рыночных цен на сырье, продовольствие, недвижимость и прочие товары фиксируется почти повсеместно в мире. Россия, чей внешнеторговый оборот эквивалентен 50% ВВП (весьма высокий по мировым меркам показатель), едва ли могла остаться в стороне от глобальных тенденций.

Тем не менее в правительстве первым делом стали искать внутренние причины.

По мнению одних правительственных чиновников, рост потребительских цен вызван в первую очередь «жадностью» — со стороны как розничной торговли, так и поставщиков продовольствия. Якобы там идет необоснованная «накрутка».

Ряд других экспертов ссылаются на бум банковского кредитования физических лиц и сокращение сбережений населения. По этой версии, в условиях беспрецедентно низких ставок как по кредитам, так и депозитам, люди стали компенсировать выпавшие доходы за счет изъятия средств с вкладов и большего привлечения заемных ресурсов для сохранения привычного уровня потребления.

Со своей стороны, бизнес не без оснований указывает на вынужденные простои по причине карантинов, вызвавшие сокращение выпуска, а также девальвацию рубля и рост внешних цен на сырье как источники удорожания производства. Возросшие издержки приходится хотя бы частично перекладывать на конечных потребителей.

Наконец, в Банке России полагают, что текущий инфляционный всплеск порожден главным образом краткосрочными факторами, связанными с неравномерностью восстановления деловой активности после пандемии, а потому долго не продлится.

Что делать?

Хотя спор о причинах инфляции в России выглядит со стороны чисто академичным, он имеет огромное практическое значение. Правильный диагноз предопределяет методы лечения, а цена ошибки может оказаться горше болезни.

Скажем, если все дело во внешних факторах, надо укреплять рубль — в том числе через интервенции — чтобы демпфировать рост цен на внешних рынках. А если же причиной выступает «жадность», усиление прямого административного давления на производителей и торговые сети — вплоть до заморозки отпускных цен, — вполне оправдано.

Но, исходя из текущих данных, представляется, что ускорение инфляции вызвано, во-первых, сочетанием всех названных причин. А во-вторых, такое сочетание носит действительно краткосрочный, а не устойчивый характер.

Тут уместно напомнить, что инфляция — феномен одновременно и монетарный, и психологический. С одной стороны, для роста цен действительно необходим навес денежного предложения над товарным — и он возник на фоне падения выпуска из-за противопандемических ограничений в сочетании с быстрым восстановлением занятости после отмены локдаунов. С другой, побудить потребителя дороже покупать тот же самый товар можно при условии, что у него есть и лишние деньги, и готовность их тратить. Например, из опасений, что завтра цены будут еще выше.

Но избыток денег, вызванный ростом заимствований и сокращением сбережений, никогда не бывает долгим. А инфляционные ожидания сейчас уже снижаются на фоне того, что показатели прироста потребительских цен хотя и выше средних за пятилетку значений, но от линии тренда они отклоняются не сильно и в целом ей следуют.

В такой ситуации было бы ошибкой повышать процентные ставки для борьбы с инфляцией, ибо из-за этого все экономические субъекты столкнутся с более высокой стоимостью заимствований. Для многих компаний и домашних хозяйств, погрязших в долгах, такое увеличение может оказаться фатальным.